Путешествия мальчика нильса с дикими гусями

Путешествия мальчика нильса с дикими гусями

Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями

Глава I. Лесной гном

В маленькой шведской деревушке Вестменхег жил когда-то мальчик по имени Нильс. С виду – мальчик как мальчик.

А сладу с ним не было никакого.

На уроках он считал ворон и ловил двойки, в лесу разорял птичьи гнезда, гусей во дворе дразнил, кур гонял, в коров бросал камни, а кота дергал за хвост, будто хвост – это веревка от дверного колокольчика.

Так прожил он до двенадцати лет. И тут случилось с ним необыкновенное происшествие.

Вот как было дело.

Однажды в воскресенье отец с матерью собрались на ярмарку в соседнее село. Нильс не мог дождаться, когда они уйдут.

«Шли бы скорее! – думал Нильс, поглядывая на отцовское ружье, которое висело на стене. – Мальчишки от зависти лопнут, когда увидят меня с ружьем».

Но отец будто отгадал его мысли.

– Смотри, из дому ни на шаг! – сказал он. – Открывай учебник и берись за ум. Слышишь?

– Слышу, – ответил Нильс, а про себя подумал: «Так я и стану тратить воскресный день на уроки!»

– Учись, сынок, учись, – сказала мать.

Она даже сама достала с полки учебник, положила на стол и придвинула кресло.

А отец отсчитал десять страниц и строго-настрого приказал:

– Чтобы к нашему возвращению все назубок знал. Сам проверю.

Наконец отец с матерью ушли.

«Им-то хорошо, вон как весело шагают! – тяжело вздохнул Нильс. – А я точно в мышеловку попался с этими уроками!»

Ну что поделаешь! Нильс знал, что с отцом шутки плохи. Он опять вздохнул и уселся за стол. Правда, смотрел он не столько в книгу, сколько в окно. Ведь это было куда интереснее!

По календарю был еще март, но здесь, на юге Швеции, весна уже успела переспорить зиму. В канавах весело бежала вода. На деревьях набухли почки. Буковый лес расправил свои ветви, окоченевшие в зимние холода, и теперь тянулся кверху, как будто хотел достать до голубого весеннего неба.

А под самым окном с важным видом разгуливали куры, прыгали и дрались воробьи, в мутных лужах плескались гуси. Даже коровы, запертые в хлеву, почуяли весну и мычали на все голоса, словно просили: «Вы-ыпусти нас, вы-ыпусти нас!»

Нильсу тоже хотелось и петь, и кричать, и шлепать по лужам, и драться с соседскими мальчишками. Он с досадой отвернулся от окна и уставился в книгу. Но прочел он не много. Буквы стали почему-то прыгать перед глазами, строчки то сливались, то разбегались… Нильс и сам не заметил, как заснул.

Кто знает, может быть, Нильс так и проспал бы весь день, если б его не разбудил какой-то шорох.

Нильс поднял голову и насторожился.

В зеркале, которое висело над столом, отражалась вся комната. Никого, кроме Нильса, в комнате нет… Все как будто на своем месте, все в порядке…

И вдруг Нильс чуть не вскрикнул. Кто-то открыл крышку сундука!

В сундуке мать хранила все свои драгоценности. Там лежали наряды, которые она носила еще в молодости, – широченные юбки из домотканого крестьянского сукна, расшитые цветным бисером лифы; белые как снег накрахмаленные чепцы, серебряные пряжки и цепочки.

Мать никому не позволяла открывать без нее сундук, а Нильса и близко к нему не подпускала. И уж о том, что она могла уйти из дому, не заперев сундука, даже говорить нечего! Не бывало такого случая. Да и сегодня – Нильс отлично это помнил – мать два раза возвращалась с порога, чтобы подергать замок, – хорошо ли защелкнулся?

Кто же открыл сундук?

Может быть, пока Нильс спал, в дом забрался вор и теперь прячется где-нибудь здесь, за дверью или за шкафом?

Нильс затаил дыхание и, не мигая, всматривался в зеркало.

Что это за тень там, в углу сундука? Вот она шевельнулась… Вот поползла по краю… Мышь? Нет, на мышь не похоже…

Нильс прямо глазам не верил. На краю сундука сидел маленький человечек. Он словно сошел с воскресной картинки в календаре. На голове – широкополая шляпа, черный кафтанчик украшен кружевным воротником и манжетами, чулки у колен завязаны пышными бантами, а на красных сафьяновых башмачках поблескивают серебряные пряжки.

«Да ведь это гном! – догадался Нильс. – Самый настоящий гном!»

Мать часто рассказывала Нильсу о гномах. Они живут в лесу. Они умеют говорить и по-человечьи, и по-птичьи, и по-звериному. Они знают о всех кладах, которые хоть сто, хоть тысячу лет назад были зарыты в землю. Захотят гномы – зимой на снегу цветы зацветут, захотят – летом замерзнут реки.

Ну, а бояться гнома нечего. Что плохого может сделать такое крошечное существо!

К тому же гном не обращал на Нильса никакого внимания. Он, кажется, ничего не видел, кроме бархатной безрукавки, расшитой мелким речным жемчугом, что лежала в сундуке на самом верху.

Пока гном любовался затейливым старинным узором, Нильс уже прикидывал, какую бы штуку сыграть с удивительным гостем.

Хорошо бы столкнуть его в сундук и потом захлопнуть крышку. А можно еще вот что…

Не поворачивая головы, Нильс оглядел комнату. В зеркале она вся была перед ним как на ладони. На полках в строгом порядке выстроились кофейник, чайник, миски, кастрюли… У окна – комод, заставленный всякой всячиной… А вот на стене – рядом с отцовским ружьем – сачок для ловли мух. Как раз то, что нужно!

Нильс осторожно соскользнул на пол и сдернул сачок с гвоздя.

Один взмах – и гном забился в сетке, как пойманная стрекоза.

Его широкополая шляпа сбилась на сторону, ноги запутались в полах кафтанчика. Он барахтался на дне сетки и беспомощно размахивал руками. Но чуть только ему удавалось немного приподняться, Нильс встряхивая сачок, и гном опять срывался вниз.

– Послушай, Нильс, – взмолился наконец гном, – отпусти меня на волю! Я дам тебе за это золотую монету, большую, как пуговица на твоей рубашке.

Нильс на минуту задумался.

– Что ж, это, пожалуй, неплохо, – сказал он и перестал раскачивать сачок.

Цепляясь за реденькую ткань, гном ловко полез вверх, Вот он уже ухватился за железный обруч, и над краем сетки показалась его голова…

Тут Нильсу пришло на ум, что он продешевил. Вдобавок к золотой монете ведь можно было потребовать, чтобы гном учил за него уроки. Да мало ли что еще можно придумать! Гном теперь на все согласится! Когда сидишь в сачке, спорить не станешь.

И Нильс снова встряхнул сетку.

Но тут вдруг кто-то отвесил ему такую затрещину, что сетка выпала у него из рук, а сам он кубарем откатился в угол.

С минуту Нильс лежал не двигаясь, потом кряхтя и охая, встал.

Гнома уже и след простыл. Сундук был закрыт, а сачок висел на своем месте – рядом с отцовским ружьем.

«Приснилось мне все это, что ли? – подумал Нильс. – Да нет, правая щека горит, словно по ней прошлись утюгом. Это гном так меня огрел! Конечно, отец с матерью не поверят, что гном побывал у нас в гостях. Скажут – все твои выдумки, чтобы уроки не учить. Нет, как ни верти, а надо опять садиться за книгу!»

Нильс сделал два шага и остановился. С комнатой что-то случилось. Стены их маленького домика раздвинулись, потолок ушел высоко вверх, а кресло, на котором Нильс всегда сидел, возвышалось над ним неприступной горой. Чтобы взобраться на него, Нильсу пришлось карабкаться по витой ножке, как по корявому стволу дуба. Книга по-прежнему лежала на столе, но она была такая огромная, что вверху страницы Нильс не мог разглядеть ни одной буквы. Он улегся животом на книгу и пополз от строчки к строчке, от слова к слову. Он прямо измучился, пока прочел одну фразу.

– Да что же это такое? Так ведь и к завтрашнему дню до конца страницы не доберешься! – воскликнул Нильс и рукавом отер пот со лба.

И вдруг он увидел, что из зеркала на него смотрит крошечный человечек – совсем такой же, как тот гном, который попался к нему в сетку. Только одет по-другому: в кожаных штанах, в жилетке и в клетчатой рубашке с большими пуговицами.

Источник

Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями— Сельма Лагерлёф

Глава I. Лесной гном

1

В малень­кой швед­ской дере­вушке Вест­мен­хег жил когда-то маль­чик по имени Нильс. С виду — маль­чик как мальчик.

А сладу с ним не было никакого.

На уро­ках он счи­тал ворон и ловил двойки, в лесу разо­рял пти­чьи гнезда, гусей во дворе драз­нил, кур гонял, в коров бро­сал камни, а кота дер­гал за хвост, будто хвост — это веревка от двер­ного колокольчика.

Так про­жил он до две­на­дцати лет. И тут слу­чи­лось с ним необык­но­вен­ное происшествие.

Вот как было дело.

Одна­жды в вос­кре­се­нье отец с мате­рью собра­лись на ярмарку в сосед­нее село. Нильс не мог дождаться, когда они уйдут.

«Шли бы ско­рее! — думал Нильс, погля­ды­вая на отцов­ское ружье, кото­рое висело на стене. — Маль­чишки от зави­сти лоп­нут, когда уви­дят меня с ружьем».

Но отец будто отга­дал его мысли.

— Смотри, из дому ни на шаг! — ска­зал он. — Откры­вай учеб­ник и берись за ум. Слышишь?

— Слышу, — отве­тил Нильс, а про себя поду­мал: «Так я и стану тра­тить вос­крес­ный день на уроки!»

— Учись, сынок, учись, — ска­зала мать.

Она даже сама достала с полки учеб­ник, поло­жила на стол и при­дви­нула кресло.

А отец отсчи­тал десять стра­ниц и строго-настрого приказал:

— Чтобы к нашему воз­вра­ще­нию все назу­бок знал. Сам проверю.

Нако­нец отец с мате­рью ушли.

«Им-то хорошо, вон как весело шагают! — тяжело вздох­нул Нильс. — А я точно в мыше­ловку попался с этими уроками!»

Ну что поде­ла­ешь! Нильс знал, что с отцом шутки плохи. Он опять вздох­нул и уселся за стол. Правда, смот­рел он не столько в книгу, сколько в окно. Ведь это было куда интереснее!

По кален­дарю был еще март, но здесь, на юге Шве­ции, весна уже успела пере­спо­рить зиму. В кана­вах весело бежала вода. На дере­вьях набухли почки. Буко­вый лес рас­пра­вил свои ветви, око­че­нев­шие в зим­ние холода, и теперь тянулся кверху, как будто хотел достать до голу­бого весен­него неба.

А под самым окном с важ­ным видом раз­гу­ли­вали куры, пры­гали и дра­лись воро­бьи, в мут­ных лужах плес­ка­лись гуси. Даже коровы, запер­тые в хлеву, почу­яли весну и мычали на все голоса, словно про­сили: «Вы-ыпу­сти нас, вы-ыпу­сти нас!»

Нильсу тоже хоте­лось и петь, и кри­чать, и шле­пать по лужам, и драться с сосед­скими маль­чиш­ками. Он с доса­дой отвер­нулся от окна и уста­вился в книгу. Но про­чел он не много. Буквы стали почему-то пры­гать перед гла­зами, строчки то сли­ва­лись, то раз­бе­га­лись… Нильс и сам не заме­тил, как заснул.

Кто знает, может быть, Нильс так и про­спал бы весь день, если б его не раз­бу­дил какой-то шорох.

Нильс под­нял голову и насторожился.

В зер­кале, кото­рое висело над сто­лом, отра­жа­лась вся ком­ната. Никого, кроме Нильса, в ком­нате нет… Все как будто на своем месте, все в порядке…

И вдруг Нильс чуть не вскрик­нул. Кто-то открыл крышку сундука!

В сун­дуке мать хра­нила все свои дра­го­цен­но­сти. Там лежали наряды, кото­рые она носила еще в моло­до­сти, — широ­чен­ные юбки из домо­тка­ного кре­стьян­ского сукна, рас­ши­тые цвет­ным бисе­ром лифы; белые как снег накрах­ма­лен­ные чепцы, сереб­ря­ные пряжки и цепочки.

Мать никому не поз­во­ляла откры­вать без нее сун­дук, а Нильса и близко к нему не под­пус­кала. И уж о том, что она могла уйти из дому, не запе­рев сун­дука, даже гово­рить нечего! Не бывало такого слу­чая. Да и сего­дня — Нильс отлично это пом­нил — мать два раза воз­вра­ща­лась с порога, чтобы подер­гать замок, — хорошо ли защелкнулся?

Кто же открыл сундук?

Может быть, пока Нильс спал, в дом забрался вор и теперь пря­чется где-нибудь здесь, за две­рью или за шкафом?

Нильс затаил дыха­ние и, не мигая, всмат­ри­вался в зеркало.

Что это за тень там, в углу сун­дука? Вот она шевель­ну­лась… Вот поползла по краю… Мышь? Нет, на мышь не похоже…

Нильс прямо гла­зам не верил. На краю сун­дука сидел малень­кий чело­ве­чек. Он словно сошел с вос­крес­ной кар­тинки в кален­даре. На голове — широ­ко­по­лая шляпа, чер­ный каф­тан­чик укра­шен кру­жев­ным ворот­ни­ком и ман­же­тами, чулки у колен завя­заны пыш­ными бан­тами, а на крас­ных сафья­но­вых баш­мач­ках поблес­ки­вают сереб­ря­ные пряжки.

«Да ведь это гном! — дога­дался Нильс. — Самый насто­я­щий гном!»

Мать часто рас­ска­зы­вала Нильсу о гно­мах. Они живут в лесу. Они умеют гово­рить и по-чело­ве­чьи, и по-пти­чьи, и по-зве­ри­ному. Они знают о всех кла­дах, кото­рые хоть сто, хоть тысячу лет назад были зарыты в землю. Захо­тят гномы — зимой на снегу цветы зацве­тут, захо­тят — летом замерз­нут реки.

Ну, а бояться гнома нечего. Что пло­хого может сде­лать такое кро­шеч­ное существо!

К тому же гном не обра­щал на Нильса ника­кого вни­ма­ния. Он, кажется, ничего не видел, кроме бар­хат­ной без­ру­кавки, рас­ши­той мел­ким реч­ным жем­чу­гом, что лежала в сун­дуке на самом верху.

Пока гном любо­вался затей­ли­вым ста­рин­ным узо­ром, Нильс уже при­ки­ды­вал, какую бы штуку сыг­рать с уди­ви­тель­ным гостем.

Хорошо бы столк­нуть его в сун­дук и потом захлоп­нуть крышку. А можно еще вот что…

Не пово­ра­чи­вая головы, Нильс огля­дел ком­нату. В зер­кале она вся была перед ним как на ладони. На пол­ках в стро­гом порядке выстро­и­лись кофей­ник, чай­ник, миски, кастрюли… У окна — комод, застав­лен­ный вся­кой вся­чи­ной… А вот на стене — рядом с отцов­ским ружьем — сачок для ловли мух. Как раз то, что нужно!

Нильс осто­рожно соскольз­нул на пол и сдер­нул сачок с гвоздя.

Один взмах — и гном забился в сетке, как пой­ман­ная стрекоза.

Его широ­ко­по­лая шляпа сби­лась на сто­рону, ноги запу­та­лись в полах каф­тан­чика. Он барах­тался на дне сетки и бес­по­мощно раз­ма­хи­вал руками. Но чуть только ему уда­ва­лось немного при­под­няться, Нильс встря­хи­вая сачок, и гном опять сры­вался вниз.

— Послу­шай, Нильс, — взмо­лился нако­нец гном, — отпу­сти меня на волю! Я дам тебе за это золо­тую монету, боль­шую, как пуго­вица на твоей рубашке.

Нильс на минуту задумался.

— Что ж, это, пожа­луй, неплохо, — ска­зал он и пере­стал рас­ка­чи­вать сачок.

Цеп­ля­ясь за редень­кую ткань, гном ловко полез вверх, Вот он уже ухва­тился за желез­ный обруч, и над краем сетки пока­за­лась его голова…

Тут Нильсу при­шло на ум, что он про­де­ше­вил. Вдо­ба­вок к золо­той монете ведь можно было потре­бо­вать, чтобы гном учил за него уроки. Да мало ли что еще можно при­ду­мать! Гном теперь на все согла­сится! Когда сидишь в сачке, спо­рить не станешь.

И Нильс снова встрях­нул сетку.

Но тут вдруг кто-то отве­сил ему такую затре­щину, что сетка выпала у него из рук, а сам он куба­рем отка­тился в угол.

2

С минуту Нильс лежал не дви­га­ясь, потом кряхтя и охая, встал.

Гнома уже и след про­стыл. Сун­дук был закрыт, а сачок висел на своем месте — рядом с отцов­ским ружьем.

«При­сни­лось мне все это, что ли? — поду­мал Нильс. — Да нет, пра­вая щека горит, словно по ней про­шлись утю­гом. Это гном так меня огрел! Конечно, отец с мате­рью не пове­рят, что гном побы­вал у нас в гостях. Ска­жут — все твои выдумки, чтобы уроки не учить. Нет, как ни верти, а надо опять садиться за книгу!»

Нильс сде­лал два шага и оста­но­вился. С ком­на­той что-то слу­чи­лось. Стены их малень­кого домика раз­дви­ну­лись, пото­лок ушел высоко вверх, а кресло, на кото­ром Нильс все­гда сидел, воз­вы­ша­лось над ним непри­ступ­ной горой. Чтобы взо­браться на него, Нильсу при­шлось караб­каться по витой ножке, как по коря­вому стволу дуба. Книга по-преж­нему лежала на столе, но она была такая огром­ная, что вверху стра­ницы Нильс не мог раз­гля­деть ни одной буквы. Он улегся живо­том на книгу и пополз от строчки к строчке, от слова к слову. Он прямо изму­чился, пока про­чел одну фразу.

— Да что же это такое? Так ведь и к зав­траш­нему дню до конца стра­ницы не добе­решься! — вос­клик­нул Нильс и рука­вом отер пот со лба.

И вдруг он уви­дел, что из зер­кала на него смот­рит кро­шеч­ный чело­ве­чек — совсем такой же, как тот гном, кото­рый попался к нему в сетку. Только одет по-дру­гому: в кожа­ных шта­нах, в жилетке и в клет­ча­той рубашке с боль­шими пуговицами.

— Эй ты, чего тебе здесь надо? — крик­нул Нильс и погро­зил чело­вечку кулаком.

Чело­ве­чек тоже погро­зил кула­ком Нильсу.

Нильс под­бо­че­нился и высу­нул язык. Чело­ве­чек тоже под­бо­че­нился и тоже пока­зал Нильсу язык.

Нильс топ­нул ногой. И чело­ве­чек топ­нул ногой.

Нильс пры­гал, вер­телся волч­ком, раз­ма­хи­вал руками, но чело­ве­чек не отста­вал от него. Он тоже пры­гал, тоже вер­телся волч­ком и раз­ма­хи­вал руками.

Тогда Нильс сел на книгу и горько запла­кал. Он понял, что гном закол­до­вал его и что малень­кий чело­ве­чек, кото­рый смот­рел на него из зер­кала, — это он сам, Нильс Хольгерсон.

«А может быть, это все-таки сон?» — поду­мал Нильс.

Он крепко зажму­рился, потом — чтобы совсем проснуться — ущип­нул себя изо всех сил и, подо­ждав с минуту, снова открыл глаза. Нет, он не спал. И рука, кото­рую он ущип­нул, болела по-настоящему.

Нильс подо­брался к самому зер­калу и уткнулся в него носом. Да, это он, Нильс. Только был он теперь не больше воробья.

«Надо найти гнома, — решил Нильс. — Может быть, гном про­сто пошутил?»

Нильс сполз по ножке кресла на пол и стал обша­ри­вать все углы. Он залез под ска­мью, под шкаф, — сей­час ему это было нетрудно, — залез даже в мыши­ную нору, но гнома нигде не было.

Оста­ва­лась еще надежда — гном мог спря­таться во дворе.

Нильс выбе­жал в сени. Где же его баш­маки? Они должны сто­ять возле двери. И сам Нильс, и его отец с мате­рью, и все кре­стьяне в Вест­мен­хеге, да и во всех дерев­нях Шве­ции, все­гда остав­ляют свои баш­маки у порога. Баш­маки ведь дере­вян­ные. В них ходят только по улице, а дома снимают.

Но как он, такой малень­кий, спра­вится теперь со сво­ими боль­шими, тяже­лыми башмачищами?

И тут Нильс уви­дел перед две­рью пару кро­хот­ных баш­мач­ков. Сна­чала он обра­до­вался, а потом испу­гался. Если гном закол­до­вал даже баш­маки, — зна­чит, он и не соби­ра­ется снять закля­тие с Нильса!

Нет, нет, надо поско­рее найти гнома! Надо про­сить его, умо­лять! Нико­гда, нико­гда больше Нильс никого не оби­дит! Он ста­нет самым послуш­ным, самым при­мер­ным мальчиком…

Нильс сунул ноги в баш­мачки и про­скольз­нул в дверь. Хорошо, что она была при­от­крыта. Разве смог бы он дотя­нуться до щеколды и ото­дви­нуть ее!

У крыльца, на ста­рой дубо­вой доске, пере­бро­шен­ной с одного края лужи на дру­гой, пры­гал воро­бей. Чуть только воро­бей уви­дел Нильса, он запры­гал еще быст­рее и зачи­ри­кал во все свое воро­бьи­ное горло. И — уди­ви­тель­ное дело! — Нильс его пре­красно понимал.

— Посмот­рите-ка на Нильса! — кри­чал воро­бей. — Посмот­рите-ка на Нильса!

— Кука­реку! — весело заорал петух. — Сбро­сим-ка его в ре-ку!

А куры захло­пали кры­льями и напе­ре­бой закудахтали:

— Так ему и надо! Так ему и надо! Гуси обсту­пили Нильса со всех сто­рон и, вытя­ги­вая шеи, шипели ему в ухо:

— Хорош‑ш! Ну уж хорош! Что, боиш-шься теперь? Боишься?

И они кле­вали его, щипали, дол­били клю­вами, дер­гали за руки и за ноги.

Бед­ному Нильсу при­шлось бы совсем плохо, если бы в это время на дворе не появился кот. Заме­тив кота, куры, гуси и утки сей­час же бро­си­лись врас­сып­ную и при­ня­лись рыться в земле с таким видом, будто их ничего на свете не инте­ре­сует, кроме чер­вя­ков и про­шло­год­них зерен.

А Нильс обра­до­вался коту, как родному.

— Милый котик, — ска­зал он, — ты зна­ешь все зако­улки, все дыры, все норки на нашем дворе. Будь добр, скажи, где мне найти гнома? Он ведь не мог далеко уйти.

Кот отве­тил не сразу. Он уселся, обвил хво­стом перед­ние лапы и посмот­рел на маль­чика. Это был огром­ный чер­ный кот, с боль­шим белым пят­ном на груди. Его глад­кая шерстка так и бле­стела на солнце. Вид у кота был вполне доб­ро­душ­ный. Он даже втя­нул свои когти и зажму­рил жел­тые глаза с узень­кой-пре­узень­кой полос­кой посредине.

— М‑р-р, м‑р-р! Я, конечно, знаю, где найти гнома, — заго­во­рил кот лас­ко­вым голо­сом. — Но еще неиз­вестно, скажу я тебе или нет…

— Котик, котик, золо­той ротик, ты дол­жен мне помочь! Разве ты не видишь, что гном меня заколдовал?

Кот чуть-чуть при­от­крыл глаза. В них вспых­нул зеле­ный злой ого­нек, но мур­лы­кал кот по-преж­нему ласково.

— Это за что же я дол­жен тебе помо­гать? — ска­зал он. — Может быть, за то, что ты сунул мне в ухо осу? Или за то, что ты под­па­лил мне шерсть? Или за то, что ты каж­дый день дер­гал меня за хвост? А?

— А я и сей­час могу дер­нуть тебя за хвост! — закри­чал Нильс. И, забыв о том, что кот раз в два­дцать больше, чем он сам, шаг­нул вперед.

Что тут стало с котом! Глаза у него засвер­кали, спина выгну­лась, шерсть под­ня­лась дыбом, из мяг­ких пуши­стых лап вылезли ост­рые когти. Нильсу даже пока­за­лось, что это какой-то неви­дан­ный дикий зверь выско­чил из лес­ной чащи. И все-таки Нильс не отсту­пил. Он сде­лал еще шаг… Тогда кот одним прыж­ком опро­ки­нул Нильса и при­жал его к земле перед­ними лапами.

— Помо­гите, помо­гите! — закри­чал Нильс изо всех сил. Но голо­сок у него был теперь не громче, чем у мышонка. Да и некому было его выручать.

Нильс понял, что ему при­шел конец, и в ужасе закрыл глаза.

Вдруг кот втя­нул когти, выпу­стил Нильса из лап и сказал:

— Ладно, на пер­вый раз хва­тит. Если бы твоя мать не была такой доб­рой хозяй­кой и не поила меня утром и вече­ром моло­ком, тебе при­шлось бы худо. Ради нее я оставлю тебя в живых.

С этими сло­вами кот повер­нулся и будто ни в чем не бывало пошел прочь, тихонько мур­лы­кая, как пола­га­ется доб­рому домаш­нему коту.

А Нильс встал, стрях­нул с кожа­ных шта­нов грязь и поплелся в конец двора. Там он вска­раб­кался на выступ камен­ной ограды, уселся, све­сив кро­шеч­ные ноги в кро­шеч­ных баш­мач­ках, и задумался.

Что же будет дальше?! Скоро вер­нутся отец и мать! Как они уди­вятся, уви­дев сво­его сына! Мать, конечно, запла­чет, а отец, может, ска­жет: так Нильсу и надо! Потом при­дут соседи со всей округи, при­мутся его рас­смат­ри­вать и ахать… А вдруг его кто-нибудь укра­дет, чтобы пока­зы­вать зева­кам на ярмарке? Вот посме­ются над ним маль­чишки. Ах, какой он несчаст­ный! Какой несчаст­ный! На всем белом свете, навер­ное, нет чело­века несчаст­нее, чем он!

Бед­ный домик его роди­те­лей, при­жа­тый к земле пока­той кры­шей, нико­гда не казался ему таким боль­шим и кра­си­вым, а их тес­ный дво­рик — таким просторным.

Где-то над голо­вой Нильса зашу­мели кры­лья. Это с юга на север летели дикие гуси. Они летели высоко в небе, вытя­нув­шись пра­виль­ным тре­уголь­ни­ком, но, уви­дев своих роди­чей — домаш­них гусей, — спу­сти­лись ниже и закричали:

— Летите с нами! Летите с нами! Мы летим на север, в Лаплан­дию! В Лапландию!

Домаш­ние гуси завол­но­ва­лись, заго­го­тали, захло­пали кры­льями, как будто про­бо­вали, могут ли они взле­теть. Но ста­рая гусыня — она при­хо­ди­лась бабуш­кой доб­рой поло­вине гусей — бегала вокруг них и кричала:

— С ума сош-шли! С ума сош-шли! Не делайте глу­по­стей! Вы же не какие-нибудь бро­дяги, вы почтен­ные домаш­ние гуси!

И, задрав голову, она закри­чала в небо:

— Нам и тут хорошо! Нам и тут хорошо! Дикие гуси спу­сти­лись еще ниже, словно высмат­ри­вая что-то во дворе, и вдруг — все разом — взмыли в небо.

— Га-га-га! Га-га-га! — кри­чали они. — Разве это гуси? Это какие-то жал­кие курицы! Оста­вай­тесь в вашем курятнике!

От зло­сти и обиды у домаш­них гусей даже глаза сде­ла­лись крас­ными. Такого оскорб­ле­ния они еще нико­гда не слышали.

Только белый моло­дой гусь, задрав голову кверху, стре­ми­тельно побе­жал по лужам.

— Подо­ждите меня! Подо­ждите меня! — кри­чал он диким гусям. — Я лечу с вами! С вами!

«Да ведь это Мар­тин, луч­ший мамин гусь, — поду­мал Нильс. — Чего доб­рого, он и в самом деле улетит!»

— Стой, стой! — закри­чал Нильс и бро­сился за Мартином.

Нильс едва догнал его. Он под­прыг­нул и, обхва­тив руками длин­ную гуси­ную шею, повис на ней всем телом. Но Мар­тин даже не почув­ство­вал этого, точно Нильса и не было. Он сильно взмах­нул кры­льями — раз, дру­гой — и, сам того не ожи­дая, полетел.

Прежде чем Нильс понял, что слу­чи­лось, они уже были высоко в небе.

Источник