Хозяйство страны 1960 год

Экономическое развитие СССР с середины 1960-гг

После смещения Хрущева во главе страны оказался Л. И. Брежнев. В сфере экономики ощущалась необходимость скорейших реформ. Но осуществление их шло с самого начала под воздействием административно-командного образа мышления. Ликвидировалась совнархозная система управления промышленностью. Вместо нее стали бурно создаваться министерства, причем их количество постоянно увеличивалось и достигло к началу 80-х годов около 100 союзных и 800 республиканских.

В сентябре 1965 г принимается решение о начале экономической реформы. Предполагалось, что реформа позволит преодолеть недостатки, о которых уже открыто говорилось в печати (рост капиталовложений и незавершенного строительства, массовое производство изделий, не находивших сбыта, несоответствие роста заработной платы росту производительности труда). Реформа состояла в следующем: сокращение плановых показателей, доводимых до предприятий; оставление доли прибыли в распоряжении предприятий и создание на предприятиях фондов материального стимулирования; введение твердой, не зависящей от прибыли, платы за использование предприятиями производственных фондов, т.е. своего рода введение продналога в промышленности; финансирование промышленного строительства не путем выдачи безвозвратных дотаций, а путем выдачи кредитов; недопущение изменения планов без согласования с предприятиями. Активную роль в попытке реализовать реформу сыграл председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин.

Первые шаги реформы вселяли надежду. Ускорился экономический рост. Восьмая пятилетка, совпавшая по времени с проведением реформы, оказалась выполненной по ряду важнейших экономический показателей. Но уже в ходе её осуществления начались корректировки, исправления, дополнения, в результате которых к началу 70-х гг. суть реформы оказалась искажена настолько, что она фактически перестала действовать.

Причины неудачи реформы 1965 г. Попытка провести реформу, предусматривавшую механизм внутренней саморегуляции и материальной заинтересованности производителей в результатах и качестве труда, при одновременном свертывании процесса демократизации в политической сфере, оказалась безуспешной. В этом основная причина неудачи реформы 1965 года. Необходимо учесть и то, что большая часть партийно-хозяйственного аппарата сформировалась в сталинскую эпоху, и ей были присущи определённые методы хозяйствования и руководства, которые не соответствовали потребностям реформы. Сказывались и недостатки самой реформы, её непоследовательность, господство вала, приведшее к формальному перевыполнению планов многими предприятиями и отраслями. Свертывание реформы в начале 70-х годов оказалось не столь болезненным, т.к. освоение западносибирских источников нефти позволило организовать значительный экспорт её за рубеж и приток нефтедолларов позволил оттянуть проявление негативных последствий в экономическом развитии и даже повысить уровень жизни населения: многие семьи переезжали в благоустроенные квартиры, после пуска Волжского автомобильного завода (ВАЗ) появилась возможность покупать автомобили, южные курорты стали заполняться отдыхающими. Но даже в этих условиях в стране господствовал тотальный дефицит, главными причинами которого были: низкое качество произведенной продукции, ориентированной не на потребителя, а на выполнение плана любой ценой; рост денежных доходов, не обеспеченных качественными товарами; относительно низкие цены, устанавливаемые сверху; полное игнорирование экономических законов производства и подмена их механизмом распределении. На дефиците паразитировала значительная категория людей, распределявших материальные ресурсы. Для начальства существовали специальные закрытые спецраспределители, где по очень низким ценам можно было приобрести самые дефицитные товары и услуги. Последствием такой системы стало господство в советском обществе принципа «ты – мне, я – тебе», который развращал и унижал людей. Попытки улучшить механизм планирования, стимулирования и управления предпринимались руководством уже в меньших масштабах ещё не раз, но и они оказались малоуспешными. Принцип директивного управления оставался неизменным, проводились лишь частичные перемены и изменения. Осуществлялись меры по дальнейшей концентрации производства, создавались промышленные объединения — агропромышленные, торгово-промышленные, научно-производственные, упразднялись отдельные бюрократические надстройки. Наряду с этим предусматривалось создание территориально-производственных комплексов и форсированное развитие отдельных отраслей экономики. В середине 70-х гг. в СССР велась работа над 15 крупнейшими народнохозяйственными программами, в том числе по развитию сельского хозяйства в Нечерноземной зоне РСФСР, созданию Западно-Сибирского территориально-производственного комплекса, строительству Байкало – Амурской магистрали (БАМа) и т.д.

Однако эти задачи решались в основном экстенсивными методами. Министерства развивали строительство новых предприятий, вместо того, чтобы решать задачи более полного использования существующего оборудования. От предприятий постоянно требовали увеличения производственных показателей. Сохранение командного механизма лишало предприятия всякой самостоятельности. Планировались вся номенклатура изделий (по стране более 20 млн.), показатели, себестоимость. Нарастал дефицит бюджета, требовались постоянные денежные вливания в экономику. Существующая система глушила всю инициативу снизу и сверху. Трудовые коллективы не были заинтересованы во внедрении новой техники и технологии, так как это сказывалось отрицательно на результатах работы одного рабочего и предприятия в целом. Поэтому внедрение совершенно новой продукции затягивалось в нашей стране на десятки лет. В промышленности к началу 80-х гг. было автоматизировано только 15 % предприятий.

В рассматриваемый период правительство прилагало много усилий для стабилизации положения в сельском хозяйстве. Намечалось распределение доходов экономики в сторону сельского хозяйства, решение социальных проблем села, повышение закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию, введение хозрасчета. Эти меры встретили поддержку крестьянства. В годы восьмой пятилетки в магазинах городов был вполне достаточный набор продуктов. Однако многое из задуманного осталось нереализованным. Новые идеи не вписывались в старую систему. Рос аппарат по управлению сельским хозяйством. Развитие межхозяйственной кооперации и специализации, химизация и мелиорация земель не принесли эффективных результатов. Удорожание сельскохозяйственной техники и услуг привело к тому, что к началу 80-х гг. многие совхозы и колхозы вновь оказались убыточными. Массированные инвестиции в сельское хозяйство не принесли желаемых результатов (за 70-е годы и начало 80-х годов в аграрно-промышленный комплекс было вложено более 500 млрд. рублей). Установление жесткого бюрократического контроля гасило всю самостоятельность и инициативу предприятий, уничтожало заинтересованность в конечном результате своего труда.

Недостаточный социальный уровень села и ликвидация «неперспективных деревень» повлекли за собой большой отток жителей из деревни в город. С 1967 по 1985 гг., ежегодно деревню покидали в среднем 700 тысяч человек. Противоречия и трудности, в том числе бесхозяйственность, в сельском хозяйстве страны руководство страны пыталось решить путем импорта продовольствия и зерна. За 20 лет импорт мяса, рыбы, масла, сахара, зерна вырос в денежном отношении более чем в 10 раз.

К началу 80-х гг. сельское хозяйство страны оказалось в кризисном состоянии. Майский Пленум ЦК КПСС 1982 года принял специальную Продовольственную программу, однако она несла в себе следы застоя и не затрагивала главных интересов крестьянства, коренной перестройки всего хозяйственного механизма. Несмотря на постановления, продовольственная проблема ещё более обострилась. В середине 80-х годов практически везде были введены продовольственные карточки.

Источник

Десятилетие триумфа советской экономики

Годы пятидесятые

Григорий Ханин

Часто звучащие в российской и западной экономической литературе и публицистике утверждения о нежизнеспособности командной экономики опираются на данные о неэффективном использовании материальных и трудовых ресурсов в довоенный период и непрерывном снижении темпов экономического роста и эффективности использования ресурсов на протяжении 1960—1980-х годов. Однако от констатации этих фактов еще далеко до утверждения о крахе командной экономики, поскольку до начала развала политической системы СССР в 1990—1991 годах не было ни продолжительного абсолютного падения ВВП, ни (в послевоенный период) падения уровня жизни населения, ни приостановки технического прогресса — все это случилось уже после отказа от командной экономики. В сравнении с последним периодом правомерно говорить о бесспорных преимуществах командной экономики над рыночной в условиях России, если, конечно, не считать (на что имеются некоторые основания) огромные трудности 1990-х последствиями затянувшегося трансформационного кризиса.

Хочу обратить внимание на то, что эти преимущества очевидны даже при сравнении с тем деградировавшим к середине 1980-х годов вариантом командной экономики, который весьма далек по своему характеру от ее классической модели.

Имеется один, весьма продолжительный, период в советской экономике, когда она переживала подлинный расцвет — это 1950-е годы. Последующие события в значительной степени вытеснили из сферы историко-экономического изучения этот период. Большее внимание привлекали и привлекают такие переломные периоды, как НЭП, 1930-е, деградация командной экономики в 1960—1980-е годы. Известную роль в особом внимании к этим периодам играли и идеологические соображения. История, как это часто с ней бывает, стала на службу, не всегда осознанную, интересам политической борьбы. Анализ причин расцвета советской экономики в 1950-е годы и перехода в последующий период к замедлению экономического развития заслуживают, по моему мнению, гораздо большего внимания историков и экономистов, чем это имеет место в настоящее время. Десять лет экономического развития — это слишком большой период, чтобы его успехи можно было объяснить лишь сугубо временными факторами.

Для выявления потенциала командной экономики период 1930-х годов мало что дает, ибо он характеризовался лишь формированием ее основ. Это был период детства командной экономики. К тому же он был крайне осложнен тяжелейшими внутриполитическими и внешнеполитическими кризисами и проблемами, которые негативно сказывались на характере экономического развития. На эффективность советской экономики в этот период существенно влиял и низкий уровень квалификации руководящих, инженерно-технических и рабочих кадров, обусловленный общим низким культурным уровнем страны и стремительностью структурных сдвигов. С другой стороны, в 1960—1980-е годы уже фактически происходил демонтаж командной экономики.

И многочисленные западные, и альтернативные советские (в том числе и мои) оценки экономического роста показывают, что в 1950-е годы СССР входил в число стран с наиболее высокими темпами экономического роста наряду с ФРГ, Японией, Францией и некоторыми другими, значительно опережая по этому показателю США и Великобританию. Сравнение динамики экономического развития крупнейших развитых стран мира начну, естественно, с динамики ВВП. Наибольшие проблемы с оценками относятся к данным по СССР. Имеющиеся расчеты за этот период дают весьма разноречивые результаты. Например, по расчетам ЦРУ, за 1951—1955 годы ВВП СССР вырос в 1,3 раза, в то время как по расчетам А. Бергсона — в 1,5 раза [1]. Мои собственные расчеты относятся ко всему периоду 1951—1960 годов. После долгих размышлений я пришел к выводу, что наиболее точные результаты дает использование двух показателей: изменений соотношения ВВП СССР и США, по подсчетам ЦСУ СССР, и потребления топлива в советской экономике. При определенной завышенности абсолютных значений оценок ЦСУ СССР, они достаточно достоверно отражают динамику ВВП СССР, так как завышение этого уровня было одинаковым для всех периодов в связи с использованием одной и той же методологии расчетов. Полученные результаты, не претендующие, конечно, на абсолютную точность, оказались несколько выше моих предыдущих оценок роста ВВП за этот период, однако они по-прежнему несколько ниже оценок ЦСУ СССР, несмотря на то, что искажение динамики советского экономического роста со стороны ЦСУ в этот период было наименьшим.

Расчет, произведенный на основании соотношения ВВП СССР и США, дал индекс роста 2,48, на основании производства топлива (внешняя торговля которым в этот период была невелика) — 2,23, то есть в среднем — 2,35. Этот показатель был перенесен на данные о динамике производства топлива по соотношению между этой динамикой и динамикой производства топлива за весь период (1,05). Полученная величина заметно превышает мои предыдущие оценки, которые, видимо, недостаточно учитывали темпы роста военных расходов и сферу услуг, которая росла в 1950-е годы особенно быстро (мой расчет относился к национальному доходу в советской интерпретации, исключающему сферу услуг). Для периода 1951—1955 годов она близка к расчетам А. Бергсона. Скорее всего, приведенная оценка несколько преувеличена, но она все же дает достаточно хорошее представление о динамике процесса.

Динамика ВВП в развитых странах мира за 1950—1960-е годы, в % к началу периода, принятому за 100 %
Страны	1951—1955 гг.	1956—1960 гг.	1951—1960 гг.
СССР	162 %	151 %	244 %
США	124 %	107 %	133 %
Великобритания	115 %	110 %	127 %
Франция	124 %	127 %	158 %
ФРГ	154 %	141 %	217 %
Япония	143 %	177 %	253 %

СССР: Народное хозяйство СССР. 1922—1982 гг. М., 1983, стр. 91 (соотношение национальных доходов СССР и США в 1950-м и 1960 году — 31 и 58 процентов соответственно).

По западным странам:

• за 1951—1955 годы: Экономика капиталистических стран после второй мировой войны. М., 1959, стр. 857—863;
• за 1956—1960 годы: Народное хозяйство СССР в 1967 г. М., 1968, стр. 141 (рассчитана как разница между данными за 1951—1960 и 1951—1955 годы).

Как видно из данных таблицы 1, рост ВВП в СССР в целом за весь период 1950-х годов многократно превосходил рост в таких странах, как США и Великобритания, значительно опережал экономический рост во Франции, был выше, чем в ФРГ, и лишь незначительно уступал экономическому росту в Японии (на величине которого, несомненно, сказывалось и то обстоятельство, что к 1950 году ВВП Японии еще не достиг довоенного уровня и потому на начало этого периода там приходятся высокие темпы роста, присущие восстановительному периоду). При этом в 1951—1955 годах экономический рост в СССР был выше, чем во всех остальных странах, и лишь в следующей пятилетке страна уступила первое место Японии.

Исключительно высокие темпы экономического роста в СССР в данный период видны и при сравнении динамики роста важнейшей отрасли экономики — промышленности. В данном случае я использую для определения динамики промышленности в СССР свои старые расчеты.

Динамика развития промышленности в крупнейших странах мира в 1950—1960-е годы, в % по отношению к началу периода, принятому за 100 %
Страны	1951—1955 гг.	1956—1960 гг.	1951—1960 гг.
СССР	152 %	150 %	228 %
США	124 %	117 %	145 %
Великобритания	120 %	113 %	135 %
Франция	132 %	136 %	180 %
ФРГ	182 %	133 %	242 %
Япония	211 %	226 %	476 %

СССР: Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР. Новосибирск, 1991, стр. 146.

По западным странам:

• за 1951—1955 годы: Экономика капиталистических стран после второй мировой войны, стр. 62—63;
• за 1956—1960 годы: Народное хозяйство СССР в 1967 г., стр. 148; Statistical Yearbook. UN, 1962, р. 80—87.

Скорее всего, исчисленные мною данные несколько занижены, так как для этого периода (в отличие от 1965—1975 годов) я не мог включить в расчет динамику военной промышленности, которая росла, безусловно, намного быстрее гражданской. Тем не менее, и из этих данных видно, что темпы роста промышленности в СССР были намного выше, чем в США, Великобритании и Франции, лишь незначительно уступали темпам роста западногерманской промышленности и очень сильно — японской. Аналогичное опережение по сравнению с этими странами (включая ФРГ, но без Японии) можно проследить и по таким ключевым для того времени показателям, как выплавка стали, производство электроэнергии, цемента, всех видов тканей и, наконец, что особенно важно, потребление электроэнергии в промышленности, где соотношение с ФРГ выросло с 210 процентов в 1950 году до 249 в 1960-м. Опережение наблюдалось не только по традиционным отраслям, но и по такой быстрорастущей, возникшей в массовом масштабе только после Второй мировой войны отрасли, как производство искусственных и синтетических волокон, — по сравнению с США, Францией и ФРГ [2].

Принципиально новым, характерным для этого периода обстоятельством в истории советской экономики было то, что, в отличие от предыдущего периода, интенсивные факторы стали основными в ее развитии. Так, при росте ВВП более чем на 100 процентов численность занятых выросла за 1950-е годы лишь на 22 процента. Таким образом, за счет роста производительности труда обеспечивалось свыше 80 процентов прироста ВВП, в то время как до войны — менее половины. Рост ВВП происходил в 1950-е годы намного быстрее роста основных производственных фондов, которые выросли, по моим подсчетам, лишь на 70 процентов (все основные фонды выросли еще меньше), в то время как в довоенный период ВВП увеличивался намного медленнее роста основных фондов. Наконец, заметно снизилась материалоемкость продукции народного хозяйства, в то время как до войны и в 1940-е годы она значительно увеличилась.

По ряду показателей изменения эффективности экономики СССР в этот период также превосходили основные капиталистические страны. В качестве примера приведу данные изменения производительности труда в промышленности (таблица 3).

Изменение производительности труда в промышленности в 1951—1960 годах, в % к началу периода, принятому за 100 %
Страны	1951—1955 гг.	1956—1960 гг.	1951—1960 гг.
СССР	122 %	120 %	146 %
США	118 %	114 %	134 %
Великобритания	111 %	110 %	122 %
Франция	126 %	126 %	159 %
ФРГ	127 %	120 %	153 %
Япония	192 %	н.д.	н.д.

• по СССР — см. таблицу 2; Народное хозяйство СССР в 1967 г., стр. 144, 148;
• по США, Великобритании, Франции и ФРГ — там же, стр. 714;
• по Японии: Экономика капиталистических стран после второй мировой войны, стр. 829.

Как видно из данных таблицы 3, в 1950-е годы по темпам роста производительности труда СССР значительно превосходил США и Великобританию и лишь в небольшой степени уступал Франции и ФРГ. С учетом недооценки в таблице 2 динамики промышленной продукции в СССР эта разница должна была еще больше сузиться. Лишь в сравнении с Японией разница в производительности труда была огромной. Сказанное для всего периода относится и к подпериодам, за исключением того, что в 1956—1960-е годы производительность труда в промышленности СССР по темпам роста сравнялась с западногерманской. Таким образом, и по этому показателю СССР в 1950-е годы входил в число мировых лидеров.

К сожалению, не существует единого количественного показателя, с помощью которого можно было бы сравнить темпы научно-технического прогресса в СССР и крупнейших капиталистических странах. Если говорить о новизне научно-технических решений, то СССР, бесспорно, очень сильно отставал от США. Научно-технический прогресс в Советском Союзе в этот период носил преимущественно заимствованный характер. Большую роль в приобретении новейших научно-технических знаний играли образцы изделий, полученные в годы войны по ленд-лизу; документация, приобретенная по репарациям и захваченная на территории восточной Германии; научно-технический шпионаж в годы войны и в послевоенный период. Имелось некоторое число оригинальных открытий и изобретений, но они охватывали лишь относительно небольшую часть внедряемой в производстве техники (за исключением военной, где их доля была значительно выше). Однако сказанное о новизне научно-технических решений в СССР, по-видимому, относится и к некоторым другим странам, которые тогда тоже не имели серьезной и эффективной базы для самостоятельных научно-технических решений (кроме, возможно, Великобритании).

Если же говорить о внедрении новой техники в производство, то она происходила достаточно быстро во многих отраслях промышленности и на транспорте. Показателем такого роста (пусть и не совсем точным) является увеличение числа созданных (принятых к производству) новых типов машин и оборудования с 650 наименований в 1950-м до 3089 в 1960 году [3]. Важным свидетельством успешного научно-технического прогресса в СССР явились и те высокие темпы роста производительности труда, о которых говорилось ранее. Высокие темпы научно-технического прогресса в этот период обеспечивались исключительно высокими темпами роста ассигнований на науку, хотя значительная часть их использовалась в военных целях. К числу несомненных успехов Советского Союза в этой области относятся такие крупнейшие события, как запуск первого спутника Земли, пуск атомной электростанции, первый полет сверхзвукового пассажирского самолета, а также ряд других технических достижений, в которых СССР опередил США. Необходимо отметить, что в такой важной отрасли, как создание электронно-вычислительной техники, советские разработки в то время не отставали по своим техническим данным от ЭВМ, созданных в США. По-видимому, не отставал существенно от уровня США в этот период и технический уровень таких отраслей промышленности, как электроэнергетика, черная металлургия, угольная промышленность, некоторые отрасли цветной металлургии. Крупными достижениями советской промышленности в этот период явились освоение непрерывной разливки стали, создание судов на подводных крыльях, единой системы электроэнергетики для европейской части страны и некоторые другие.

1950-е годы характеризовались исключительно быстрыми структурными сдвигами в экономике. Быстро росла урбанизация, развивались новые отрасли экономики (производство электронно-вычислительной техники, приборостроение, химическая промышленность, авиационный транспорт, производство редких металлов), была осуществлена коренная техническая реконструкция железнодорожного транспорта, совершенствовалась система научных учреждений в разных областях науки и техники.

На основе высоких темпов экономического развития и изменившегося после смерти Сталина отношения к проблемам людей в 1950-е годы произошло качественное улучшение уровня жизни населения. Если для начала 1950-х уровень потребления основных продуктов питания в СССР был характерным скорее для развивающейся страны, то к концу десятилетия в результате подъема душевого потребления таких высококачественных продуктов питания, как мясо, молоко, сахар, овощи и бахчевые культуры, в 1,5—2 раза и более [4], он достиг уровня ряда развитых стран мира. Недоедание, бывшее еще весьма распространенным в начале 1950-х, было практически ликвидировано. В 2 и более раза выросло душевое потребление наиболее дорогих видов тканей (шерстяных и шелковых), верхнего и бельевого трикотажа, чулочно-носочных изделий, кожаной обуви [5]. В несколько раз увеличилась продажа товаров культурно-бытового назначения [6], достигнув по некоторым видам довольно высокого уровня (часы, радиоприемники и радиолы, велосипеды и мотовелосипеды, швейные машины). Впервые в массовом количестве стали производиться такие относительно сложные изделия бытового назначения, как телевизоры, холодильники и стиральные машины, хотя объем их производства оставался еще небольшим. В 2,5 раза выросла сдача жилой площади, достигнув, в переводе на душу населения, уровня высокоразвитых стран. Впервые многие миллионы людей получили отдельное жилье; было практически покончено с бараками.

Концентрированным выражением указанных и других мер по повышению уровня жизни населения (таких, например, как улучшение здравоохранения) стал стремительный рост продолжительности жизни населения — до 69 лет, то есть до уровня самых высокоразвитых стран мира. Без преувеличения можно сказать, что за 1950-е годы, с точки зрения уровня жизни населения, появилась новая страна, свободная от нищеты и по мировым меркам обеспеченная, хотя и не богатая, для основной части своих граждан. Было осуществлено сокращение продолжительности рабочего времени. Все эти достижения в области уровня жизни населения происходили одновременно с огромными изменениями в социально-политической атмосфере: прекращением массовых политических репрессий, процессом реабилитации, оживлением культурной жизни.

В 1950-е годы, несмотря на некоторое сокращение интенсивности капитального строительства в конце периода, осуществлялся огромный объем капитальных вложений в производственную и непроизводственную сферы. В результате, по моим подсчетам, основные производственные фонды за десятилетие выросли на 70 процентов [7]. Уровень объема капиталовложений красноречиво характеризуют и натуральные показатели. Так, количество установленных металлорежущих станков выросло с 1,2 миллиона штук в 1951-м до 2,44 миллиона в апреле 1962 года [8]. Мощности электростанций, развитию которых придавалось особое значение, возросли просто колоссально: с 19,6 миллиона киловатт в 1950-м до 66,7 миллиона в 1960 году [9], то есть более чем в 3 раза. Ввод в действие жилых домов (без ввода силами населения) увеличился более чем в 2,5 раза [10].

Высокие темпы роста советской экономики позволили в массовом количестве осуществлять оснащение вооруженных сил страны самой современной военной техникой, а также обеспечивать ею вооруженные силы союзников СССР. В этот период было налажено массовое производство ядерного оружия, ракетной техники различного назначения, созданы мощная реактивная авиация, сложнейшая система ПВО, огромный подводный флот на базе современных дизельных и атомных подводных лодок — факты, характеризующие наращивание военного потенциала, слишком хорошо известны, чтобы углубляться в детали. Важно лишь подчеркнуть не только огромные масштабы, но и высокий технический уровень этого оснащения, не уступающий зачастую уровню США, что было бы невозможно без наличия высокоразвитой военной промышленности и промышленности смежных отраслей, без развитой научной базы оборонных исследований.

СССР в этот период осуществлял весомое финансово-кредитное и научно-техническое содействие своим союзникам в Восточной Европе и в Китае (до 1960 года), начал оказывать значительную помощь в экономическом развитии ряду развивающихся стран, наиболее заметными проявлениями которой стали такие объекты, как Бхилайский металлургический завод в Индии и Асуанская плотина в Египте.

Продолжалось интенсивное наращивание вложений в развитие образования, здравоохранения и науку, которое приняло огромные размеры уже в довоенный период. Лучше всего его масштабы характеризует увеличение расходов на эти цели из государственного бюджета, которые ввиду незначительного роста цен практически совпадали с реальными вложениями в эти отрасли. Так, расходы бюджета на просвещение выросли с 5,7 миллиарда рублей в 1950-м до 10,3 миллиарда в 1960 году; на нужды здравоохранения и физической культуры — с 2,1 миллиарда рублей в 1950-м до 4,8 миллиарда, то есть по обеим отраслям в 2—2,5 раза [11]. По доле расходов на образование, здравоохранение и науку в ВВП в этот период СССР, как известно, занимал одно из самых высоких мест в мире.

Серьезнейшим экономическим достижением 1950-х годов явилась невиданная для СССР и редко встречавшаяся в XX веке вообще финансовая стабилизация, выражавшаяся в профицитном бюджете, минимальном росте розничных и оптовых цен и даже их сокращении в начале 1950-х. Розничные цены, как известно, в период пятой советской пятилетки снижались (даже с учетом некоторого их роста в колхозной торговле), в то время как оптовые, по моим расчетам, не изменились. В шестой пятилетке произошел незначительный рост розничных цен, а оптовые по всему народному хозяйству, по моим первоначальным расчетам, несколько выросли (на 13 процентов) [12]. Такая высочайшая финансово-экономическая стабильность обеспечивалась не только резким повышением эффективности производства, но и умелым управлением в кредитно-денежной и финансовой сферах, и высокой степенью эффективности этих сфер в обеспечении денежно-финансовой стабильности при очень высоких, что надо подчеркнуть, абсолютных и относительных темпах роста бюджета и кредитных вложений в народное хозяйство.

Огромные экономические и социальные достижения позволяют назвать 1950-е годы эпохой «советского экономического чуда». Как было показано, эти достижения не уступали достижениям, скажем, ФРГ, экономическое развитие которой в тот же период получило название «немецкого экономического чуда». Название вышедшего в начале 1960-х документального фильма одного восточногерманского кинорежиссера «Русское чудо», которое в условиях возникших в то время серьезных экономических (в том числе продовольственных) трудностей высмеивалось многими советскими интеллигентами, было вполне обоснованно применительно к экономике 1950-х годов. В результате достигнутых успехов СССР в военном, научном и экономическом отношении стал супердержавой, уступавшей только США, но далеко опередившей все другие страны мира. Учитывая социально-экономическую отсталость дореволюционной России и огромные человеческие и материальные потери в результате трех тяжелейших войн и социальных потрясений, этот факт следует оценить как уникальное социально-экономическое достижение.

Экономические успехи 1950-х годов были настолько значительны, что и у многих советских экономистов, и у подавляющего большинства известных мне западных экономистов, занимавшихся советской экономикой, и у государственных деятелей западных стран к концу 1950-х сложилось представление о том, что в будущем СССР неизбежно опередит экономику США. Различия сводились лишь к оценке времени, когда это должно случится: в 1970-е годы, как полагало советское руководство, или же в 1980—1990-е, на что рассчитывали многие западные экономисты. В качестве примера приведу труды одного из талантливейших советских экономистов, академика С. Г. Струмилина, который проводил расчеты периода, необходимого для достижения изобилия в СССР и перехода к коммунистическим принципам распределения [13]. Именно в атмосфере эйфории, вызванной достижением действительно крупнейших социально-экономических успехов, и родились знаменитые планы перехода в ближайшие двадцать лет к коммунизму, нашедшие отражение в принятой в 1961 году программе КПСС.

Произведенный анализ показывает, что источники крупнейших достижений экономики 1950-х годов состояли в следующем. Командная экономика в этот период показала свою жизнеспособность и макроэкономическую эффективность. Являясь, в сущности, крупнейшей в мире корпорацией, советская экономика умело использовала присущие любой крупной корпорации сильные стороны: возможность планировать и осуществлять долгосрочные планы, использовать колоссальные финансовые ресурсы для развития приоритетных направлений, осуществлять крупные капиталовложения в короткие сроки, тратить большие средства на научно-исследовательские работы и т. д. Достижения 1950-х опирались на созданный в 1930—1940-е годы мощный потенциал тяжелой промышленности и транспорта, который тогда вследствие нацеленности преимущественно на военные цели и низкой эффективности использования давал слабую отдачу для расширения производства потребительских товаров. СССР умело использовал свои ограниченные ресурсы для развития отраслей, определяющих долгосрочный экономический прогресс: образования, в том числе высшего, здравоохранения, науки. При этом использовались огромные возможности тоталитарного государства, способного жертвовать краткосрочными интересами населения. Само по себе быстрое развитие образования и здравоохранения как фактор экономического роста не было советским открытием. Известны успехи в этом направлении, например, США и Германии в XIX — начале XX века. Однако скорость и масштаб сдвигов в развитии этих отраслей были беспрецедентными и явились во второй половине XX века образцом для многих государств мира. Почти уникальной была высокая доля производственного накопления в валовом внутреннем продукте, которая позволила быстро наращивать объем производственных фондов на высоком для того времени техническом уровне, широко пользуясь иностранным техническим опытом и оборудованием. Благодаря широким геологоразведочным работам была подготовлена мощнейшая сырьевая база для развития всех отраслей экономики.

К концу 1940-х годов значительно возросла общая квалификация рабочих и инженерно-технических кадров, находившаяся в период 1930-х на низком уровне вследствие спешного и массового вовлечения в несельскохозяйственное производство малоквалифицированной рабочей силы из села и ускоренного увеличения числа высших и средних специальных учебных заведений с неизбежным в этих условиях выпуском из них малоквалифицированных специалистов. Многие практики в этот период оставались на руководящих должностях по причине нехватки подготовленных кадров, а также своих политических заслуг, приобретенных в годы Гражданской войны и коллективизации.

В конце 1930—1940-х годах предпринимались огромные усилия по повышению квалификации рабочих на основе индивидуального и коллективного ученичества и, главное, более совершенной системы подготовки молодых кадров. Варварское уничтожение опытных хозяйственных работников в эпоху массовых репрессий с точки зрения экономики, как ни грустно это констатировать, привело к общему улучшению качественного состава кадров, ибо те, кто пришел на смену репрессированным, имели в среднем намного более высокий уровень квалификации и подготовки, не говоря уже об энергии молодости. После 2—3 лет трудного освоения на новых постах они уже в начале 1940-х годов обеспечили заметное повышение эффективности экономики и в целом довольно успешно (в отличие от военных кадров) руководили промышленностью и транспортом в период войны, обеспечив решение таких тяжелейших хозяйственных задач, как эвакуация промышленных предприятий, их транспортировка и налаживание производства на новых местах в кратчайшие сроки. Успешное решение задачи обеспечения нужд фронта военной техникой во многом определялось умелой организацией производства, хотя исключительно важную роль играли, конечно, невиданная концентрация ресурсов страны на военном производстве в ущерб гражданским потребностям и помощь по ленд-лизу. Восстановление в кратчайшие сроки довоенного уровня экономики в период четвертой пятилетки наряду с решением тяжелейшей задачи освоения производства ядерного и ракетного оружия, реактивной авиации также характеризуют возросший уровень квалификации руководящих кадров советской экономики, рабочих и инженерно-технических работников, хотя немалую роль при этом играло и использование репараций [14].

Во второй половине 1950-х годов появились дополнительные благоприятные факторы для развития экономики: усиление внимания к развитию сельского хозяйства, быстрое улучшение уровня жизни населения и условий труда, более благоприятная социально-политическая обстановка, сокращение военных расходов в 1953—1957 годах. Вследствие возросшей зрелости советской экономики резкое сокращение системы принудительного труда после 1953 года оказало на развитие экономики минимальное влияние, хотя многим тогда казалось, что эта система является чуть ли не оплотом советской экономики, каковой она и была в 1930—1940-е годы при более низком уровне развития экономики и общества.

О коренном улучшении квалификационного состава руководящих кадров в промышленности говорят данные об их образовательном уровне в различные периоды. Так, на 1 января 1941 года из всех директоров предприятий союзной и союзно-республиканской промышленности лишь около четверти имели высшее или среднее специальное образование. К концу 1956 года удельный вес дипломированных специалистов среди директоров предприятий легкой промышленности достиг 45,2 процента, нефтяной — 78,2, машиностроения — 87,2, в том числе тяжелого машиностроения — 94 процента [15]. Следует при этом иметь в виду, что в начале периода наиболее квалифицированные специалисты концентрировались в центральных органах управления и планирования, научных и проектных институтах. Существовала также большая разница в подготовке специалистов в 1930-е и 1940—1950-е годы: в послевоенный период она качественно выросла.

Многие экономические проблемы и к концу 1950-х годов оставались достаточно острыми. Низким, по сравнению с западными странами, оставалось качество большинства видов продукции, особенно это касается потребительских товаров в части внешнего вида и технического совершенства. Производство многих потребительских товаров отставало от платежеспособного спроса, а часто они вообще не производились. Низким оставалось качество и количество многих видов услуг. Научно-технический прогресс в гражданских отраслях экономики во многом носил заимствованный характер. Эффективность использования оборудования и материалов значительно отставала от показателей развитых капиталистических стран. Низким был уровень специализации, кооперирования и комбинирования производства. Много слабых мест было в структуре экономики и производственных фондов, организации производства, о чем глубоко и всесторонне писали такие выдающиеся советские экономисты, как С.А. Хейнман, Я.Б. Кваша, К.И. Клименко и некоторые другие, крупные хозяйственники — Н.Н. Смеляков, О.А. Антонов.

Целый ряд событий в экономической и социальной жизни СССР в 1950-е годы подготовил затухание темпов экономического роста и снижение эффективности производства, которое началось в 1958—1960 годах и продолжалось практически непрерывно до начала 1980-х.

Прежде всего, отмечу огромное влияние роста военных расходов. В 1950-е годы можно выделить три этапа в их динамике: резкий рост в начале 1950-х; стабилизация в 1953—1957-м; новый резкий рост в 1958—1960 годах.

Наиболее полная их оценка в части материальных затрат содержится в недавно впервые опубликованных данных межотраслевого баланса СССР за 1950—1970 годы, подготовленных к печати Ю. В. Яременко [16]. Эти данные содержатся в рубрике «прочее конечное потребление». Следует, однако, иметь в виду, что в начале периода рост военных расходов не ограничивался увеличением материальных затрат на оборону, а включал и значительное увеличение численности вооруженных сил, что создавало дополнительное напряжение в народном хозяйстве. По данным Яременко, материальные затраты на оборону выросли с 1,36 миллиарда рублей в 1950 году до 2,85 миллиарда в 1953-м в сопоставимых ценах 1958 года, то есть более чем в 2 раза. В 1958 году они достигли 2,93 миллиарда рублей, то есть выросли незначительно. В 1960-м они составили уже 4,53 миллиарда рублей, то есть выросли по сравнению с 1957 годом на 54 процента, а в абсолютном выражении в таком же объеме, как в 1950—1952 годах. Резкий рост военных расходов в 1950—1952 годах, бесспорно, замедлил развитие советской экономики, особенно сказавшись на сельском хозяйстве, которое стагнировало в этот период. Тем не менее, в целом экономическое развитие шло быстрыми темпами, повышался и уровень жизни городского населения. Более медленный рост военных расходов в конце 1950-х оказался болезненнее, потому что совпал со многими другими факторами, замедлявшими экономическое развитие. Кроме того, рост военных расходов в начале 1950-х годов преимущественно осуществлялся на старой технической базе, за исключением ракетной техники и только что начавшегося развертывания производства ядерных боеприпасов. В конце же 1950-х создавались десятки новых отраслей и производств для выпуска принципиально новой военной техники, требующей новейших видов материалов и приборов в больших количествах и с высоким качеством.

Обладая несравненно меньшей экономической, научной и военной мощью, чем капиталистический мир, пусть и не совсем единый в своей совокупности Советский Союз должен был в своих собственных интересах проявлять максимальную сдержанность во внешней политике, по крайнем мере до времени, когда мощь социалистической системы сравняется или превзойдет мощь капиталистической, на что в середине 1950-х годов имелись определенные основания рассчитывать. Вместо этого СССР во второй половине 1950-х своими действиями (поставки оружия на Ближний Восток, попытки установления контроля над Западным Берлином и т. д.) усилил опасения западных держав за свою безопасность и тем самым подтолкнул гонку вооружений, которую не мог выдержать без непоправимого ущерба для развития экономики. (Интересно в связи с этим заметить, что Л. Берия, по некоторым свидетельствам, был готов пойти на объединение Германии взамен на получение финансовой помощи для реконструкции советской экономики.)

Направление огромных средств на развитие военной промышленности и соответствующих научных исследований негативно сказалось на динамике обновления производственных фондов, научно-техническом прогрессе в гражданской промышленности и динамике уровня жизни населения. Об этом говорят и обобщающие показатели развития экономики: замедление темпов роста капитальных вложений и розничного товарооборота [17]. Но они скрывают более важные негативные структурные изменения (в капитальных вложениях, например, заложены и значительные вложения в военное машиностроение и оборонное строительство).

Первой жертвой пало, как всегда в СССР, сельское хозяйство, вложения в которое резко сократились. Рухнули планы второй индустриализации с помощью коренной реконструкции промышленности на новой технической и организационной базе (развитие специализированного производства продукции межотраслевого назначения — литья, штамповок, поковок и т. д., механизации вспомогательных работ), на чем основывались во многом планы по резкому повышению производительности труда. Тревожный сигнал прозвучал уже в середине 1960 года, когда было объявлено о выполнении плана капитальных вложений в гражданское машиностроение в 1959-м — первом квартале 1960 года лишь на 85 и 88 процентов соответственно [18]. Тогда же сообщалось и об удручающе низком качестве продукции сельскохозяйственного машиностроения, разрабатываемого конструкторскими организациями гражданского профиля, хуже всего обеспеченными специалистами и оборудованием [19]. Срывались планы резкого расширения производства промышленных товаров долговременного пользования, которые конкурировали с военной техникой по обеспечению материалами, рабочей силой, квалифицированными специалистами. Их уровень, и особенно качество, оставались в сравнении с западными странами весьма низкими, и разрыв этот углублялся.

Таким образом, советская экономика, несмотря на все еще довольно высокие темпы развития, оказалась неспособной сразу выдержать решение указанных разноречивых задач. Приоритет военного производства, военно-технических исследований и помощи другим государствам уже начал сказываться на успешном решении других проблем экономического развития. Начал подрываться важнейший источник экономического развития советской экономики в прошлом — быстрое расширение основных производственных фондов на высокой технической базе. Это важнейшее обстоятельство тогда осталось незамеченным почти всеми советскими и западными экономистами, за исключением, пожалуй, Колина Кларка. Что касается сельского хозяйства, то пренебрежение его нуждами сказалось уже в самом конце 1950-х годов, когда оно почти перестало расти.

В четвертой и начале пятой пятилетки в связи с усложнением развития экономики и для усиления контроля за использованием материальных ресурсов было значительно расширено число показателей плана производства, материально-технического снабжения и директивных норм расходования материалов, что положительно сказалось на усилении сбалансированности планов производства, снабжении и снижении норм расхода материальных ресурсов, которые в этот период были исключительно высокими. Тем не менее, эти меры усложнили процесс планирования и управления, увеличили нагрузку на центральные хозяйственные органы. Вместо того чтобы интеллектуализировать процесс планирования (например, используя вычислительную технику), после смерти Сталина советское руководство под лозунгом расширения самостоятельности нижестоящих хозяйственных органов, для чего не было создано необходимых экономических предпосылок, пошло на преимущественно [20] неоправданное сокращение числа показателей народнохозяйственного плана. Увеличившись с 4744 в 1940 году до 9490 в 1953-м, они затем непрерывно сокращались до 6308 в 1954-м, 3390 в 1957-м и 1780(!) в 1958 году [21].

Мы, к сожалению, точно не знаем, как конкретно происходило это сокращение. Но примерно представляя себе состав народнохозяйственного плана в то время, можно предположить, что речь шла прежде всего о резком сокращении числа натуральных показателей (за счет их укрупнения и сокращения) и директивных норм расхода материальных и трудовых ресурсов. Укрупнение и сокращение директивных натуральных показателей развязывало руки министерствам для относительного уменьшения производства продукции, невыгодной для них с точки зрения рентабельности или сложности изготовления, без учета нужд потребителей и народного хозяйства. Сокращение утверждаемых норм расхода материалов позволяло «обеспечивать» снижение себестоимости продукции за счет снижения ее качества и манипуляций с ее номенклатурой и ассортиментом. В целом, эти меры привели к усилению диспропорций в развитии экономики, замедлению научно-технического прогресса, не обеспечиваемого нужными материалами и оборудованием, снижению эффективности производства. Зато они заметно облегчили жизнь высшим хозяйственным руководителям, ослабив контроль за их деятельностью.

Если вернуться к сравнению советской экономики с крупнейшей монополией, естественно искать одну из причин ее неудач в формировании ее руководства. На основе изучения весьма многочисленной теперь мемуарной литературы и публикаций архивных материалов можно сделать вывод, что, начиная со смерти Сталина, на низшем и среднем звеньях управления экономикой происходило улучшение подбора кадров, а в высшем звене — практически непрерывное его ухудшение. У самого Сталина, наряду со слабыми местами, были и очень сильные черты: стратегическое мышление, глубокое понимание особенностей командной экономики, умелый подбор кадров, то есть то, что прежде всего характеризует крупного менеджера. Его преемники (Н. Хрущев, Н. Булганин) намного уступали ему по всем этим показателям.

В процессе замены более квалифицированных высших руководящих кадров менее квалифицированными на уровне глав министерств и ведомств можно выделить четыре этапа. Первым, с моей точки зрения, явилось смещение Л. Берия, сыгравшего в качестве организатора большую роль в развитии ряда отраслей экономики (топливной промышленности, ВПК, ядерного и ракетного оружия). Второй этап был связан с переходом от отраслевой системы управления к территориальной, когда либо были смещены, либо потеряли свое прежнее значение многие крупные руководители центрального звена управления. Третий связан с разгромом так называемой антипартийной группы, в результате чего были устранены такие эффективные хозяйственные руководители, как Г. Маленков, Л. Каганович, М. Сабуров, Г. Первухин. Да и В. Молотов обладал огромным опытом хозяйственного руководства на посту главы правительства и широким стратегическим экономическим мышлением. И, наконец, четвертый — когда в конце 1950-х был смещен такой талантливый хозяйственник, стоявший на страже государственной финансовой дисциплины, как министр финансов А. Зверев (а в начале 1960-х — и председатель правления Госбанка СССР А. Коровушкин). По принятой в советской системе практике, смещение высшего руководителя влекло за собой цепь смещений его приближенных. Какая-то часть хорошо показавших себя высших хозяйственных руководителей оставалась в руководстве экономикой, главным образом военно-промышленного комплекса. И среди новых тоже были удачные назначения; но в целом на основании имеющихся сейчас данных можно говорить о качественном ухудшении высшего руководящего звена с точки зрения квалификации, ответственности и честности. Удачный обобщенный портрет руководителя промышленности того периода нарисован А. Беком в книге «Новое назначение», где прообразом Онисимова стал И. Тевосян — многолетний министр черной металлургии СССР, также смещенный Н. Хрущевым.

После 1953 года произошло резкое ослабление контрольных функций государства в области экономики. Наряду с совершенно оправданным и своевременным сокращением функций МВД в политической области произошло их сокращение, если не ликвидация, и в области экономической, где «органы» играли как раз положительную роль, обеспечивая политическое руководство страны объективной информацией. Это оказалось чрезвычайно выгодным для хозяйственной номенклатуры, которая в значительной своей части стремилась к бесконтрольности для приукрашивания положения дел и личного обогащения. Одновременно происходило ослабление экономического контроля и со стороны других органов (прокуратуры, Министерства государственного контроля, контрольных органов ведомств). Иными словами, в 1950-е годы совершенно необходимая для любой централизованной системы — а особенно для командной экономики, где нет контроля рынка, — контрольная система была в значительной степени демонтирована. Когда в начале 1960-х годов опасные последствия такого демонтажа частично были осознаны и началась более тщательная проверка деятельности хозяйственных организаций и органов власти, выявились значительные размеры коррупции и злоупотреблений. К суду тогда было привлечено около 12 тысяч руководящих работников, в том числе 4 тысячи (!) партийных работников [22].

Ослабление контроля Центра в качестве важнейшей причины резкого уменьшения эффективности командной экономики после смерти Сталина отмечает и крупнейший американский экономист Мансур Олсон: «Как только коммунистическая власть начала рассредоточиваться, коммунизм был обречен на крушение» [23].

Ослабление контрольных функций государства не сопровождалось появлением ни рыночных механизмов контроля, ни достаточно действенных форм контроля общественного. Определенные усилия по созданию и укреплению общественного контроля, конечно, предпринимались. Возросла роль печати, ее выступления стали более острыми и требовали отклика, письма в органы печати проверялись государственными органами, несколько возросла роль партийных и профсоюзных организаций в деле контроля за администрацией, появились другие общественные органы контроля. Но все эти нововведения были недостаточно эффективными и лишь частично компенсировали ослабление роли государственных контрольных органов. Созданная в СССР общественная система была неспособна демократизироваться, командная экономика и широкая демократизация в западном понимании действительно были несовместимы.

Во второй половине 1950-х были проведены непродуманные и поспешные реформы, серьезно ухудшившие управление экономической жизнью. Хотя отраслевая система управления имела немало недостатков (ведомственная замкнутость, слабый учет местных особенностей), введенная вместо нее в 1957 году система управления промышленностью и строительством имела их еще больше (местничество, потеря управления отраслями, территориальная замкнутость). Она серьезно препятствовала руководству научно-техническим прогрессом.

Продажа сельскохозяйственной техники из МТС колхозам и совхозам ухудшила ее использование и осложнила финансовое положение сельскохозяйственных предприятий и сельского населения. По мнению ряда экономистов (например Г. Явлинского), отмена в 1954 году единовременного пересмотра норм выработки серьезно затормозила возможности повышения производительности труда [24]. К этим наиболее крупным ошибочным реформам надо прибавить ликвидацию в 1953 году централизованной системы управления материально-техническим снабжением и роспуск отраслевых бюро Совета Министров СССР, в результате чего было затруднено управление крупными народнохозяйственными комплексами. В целом довольно стройная и работоспособная, оправдавшая себя в 1940-х — начале 1950-х годов система управления экономикой оказалась серьезно расшатана и дезорганизована.

Этой дезорганизации способствовало и увеличение роли партийных органов в управление экономикой. С конца 1930-х годов известное двоевластие в области экономики государственных и партийных органов стало заменяться единовластием государственных органов. Этот процесс сказывался, в частности, на повышении роли правительства за счет ЦК и даже на персональном составе Политбюро, где все больше росла доля государственных деятелей за счет партийных. Кульминацией борьбы между государственными и партийными органами за руководство экономикой и другими областями общественной жизни явился июньский пленум ЦК КПСС 1957 года, где на стороне так называемой антипартийной оппозиции выступали в основном руководители государственных ведомств, а на стороне Н. Хрущева — партийные работники, недовольные умалением их роли в управлении государством. Победа Хрущева означала новое усиление роли партии в назначении хозяйственных руководителей и текущем руководстве экономикой. Помимо того, что всякое двоевластие в управлении экономикой губительно, вред от него усиливался тем, что квалификация партийных деятелей, оторванных от непосредственного управления экономикой, как правило, была ниже квалификации хозяйственных руководителей.

Указанные изменения в хозяйственном механизме доказывают, что к концу 1950-х годов классическая система командной экономики, сформировавшаяся в 1930—1940-х годах, была в значительной степени демонтирована и во многом стала носить формальный характер. Это обстоятельство сыграло важнейшую роль в замедлении экономического развития СССР с конца 1950-х годов. Поэтому утверждения, будто командная экономика явилась причиной такого замедления, носят весьма поверхностный характер. От нее к этому времени уже мало что осталось. В подтверждение этой мысли сошлюсь на ярого антикоммуниста Е. Гайдара и опытного хозяйственника Н. Назарбаева. Первый называл 1929—1953 годы «единственным периодом, когда торжествовал коммунизм» [25]. А Назарбаев в 1991 году писал: «На протяжении трех десятилетий (то есть с конца 1950-х. — Г. Х.) никакой плановой экономики или планового хозяйства у нас просто не было. А за терминами этими скрывались не просто иные методы хозяйствования, а ужасная бесхозяйственность и безответственность» [26]. Наконец, А. Белоусов, характеризуя причины кризиса индустриальной системы в СССР, писал о «дезинтеграции иерархической системы управления экономикой и формировании замкнутых ведомственных структур, подмене народнохозяйственных целей и приоритетов развития ведомственно-корпоративными целями» [27], и хотя он относит этот институциональный кризис к 1960—1970-м годам, возник он уже в 1950-е, когда руководящие органы во многом перестали контролировать хозяйственную жизнь и целенаправленно управлять ею.

Показательно, с моей точки зрения, что внутрипартийный кризис разразился не в 1953 году, когда начали проводиться меры по политической либерализации (я имею в виду прежде всего освобождение заключенных из лагерей и прекращение массовых политических репрессий), а именно в 1957-м, когда с созданием совнархозов начался демонтаж командной экономики (острый протест вызывали также подмена партийными органами государственных и некомпетентные хозяйственные решения Н.Хрущева [28]).

Определенную роль в замедлении экономического роста в конце 1950-х годов сыграло, несомненно, начавшееся тогда выбытие техники, поступившей в СССР в годы войны по ленд-лизу и затем, в первое послевоенное время, по репарациям. На этот факт впервые еще в 1960-е годы обратил внимание В. Богачев. В начале 1950-х поступления техники по репарациям еще играли некоторую роль в оснащении оборудованием экономики, особенно в балансе парка металлорежущих станков, где (по примерным расчетам, учитывающим изменения парка этого оборудования, возможное выбытие и ежегодное производство) станки, полученные по репарациям, обеспечивали почти 50 процентов прироста парка. Однако в целом значение этого источника все же в этот период было невелико. Так, если его величину определить в размере «небаланса» межотраслевого баланса по статье машиностроение и металлообработка, по расчетам Ю. Яременко, то эта статья в 1951—1952 годах составляла примерно 15 процентов от поставок отечественного машиностроения, а с 1953-го либо вообще отсутствовала, либо была незначительной и абсолютно, и относительно отечественного производства. Начавшееся выбытие репарационного оборудования сказалось по металлорежущим станкам уже в первые три года шестой пятилетки, когда прирост парка оказался намного меньше, чем суммарное производство в эти годы (с учетом сальдо экспорта-импорта). В последующем, однако, этот разрыв уменьшился в связи с большим ростом отечественного производства. Примерный расчет, который за недостатком места я не могу привести, основанный на данных о поставках машин и оборудования в 1950-е годы, приросте производственных мощностей в этот период, и величины репараций в виде машин и оборудования (при выбытии 80 процентов их в шестой пятилетке) показывает, что сокращение валового внутреннего продукта за счет этого фактора может составить за всю шестую пятилетку порядка 3—4 процентов. Такое сокращение объясняет большую часть падения темпов прироста в шестой пятилетке по сравнению с пятой. Однако если ориентироваться на металлорежущие станки, то большая часть выбытия репарационного оборудования произошла в первые три года шестой пятилетки и, следовательно, не объясняет падение темпов экономического роста именно в конце шестой пятилетки и тем более в последующем, когда это выбытие уже совсем мало влияло на темпы экономического роста в СССР.

В конце 1950-х годов начался массовый уход на пенсию поколения, родившегося в начале века. Оно в основном сформировалось в морально-нравственном отношении в 1920-е годы, когда многие трудовые традиции и нравственные устои дореволюционного времени еще сохранялись. Новые поколения формировались уже в 1930—1940-е годы, в обстановке страха и лжи, хотя влияние старших на их трудовой и нравственный облик еще в определенной мере сохранялось. К тому же многие нравственные ценности советской эпохи были вполне позитивными. В целом же, думаю, эта смена поколений негативно сказалась на успешности экономического развития. Именно в этот период под влиянием и смены поколений, и ослабления дисциплины и требовательности в обществе и экономике начался период «халявного социализма», который быстро развивался и расцветал в последующие периоды во всех областях жизни [29].

Немалую роль в начавшемся разложении общества сыграли разоблачения Сталина на XX съезде КПСС и расширение контактов с Западом во второй половине 1950-х. Разоблачения Сталина пошатнули веру в социализм и методы командной экономики у идейной части руководящих кадров, деморализовали их в идейном отношении. В такой обстановке трудно было ожидать появления новых Онисимовых. В этом же направлении влияли и зарубежные контакты. Та часть населения, которая имела возможность совершать поездки в капиталистические страны, в том числе и потерпевшие поражение в недавней войне, видела там более высокий уровень благосостояния и бытового комфорта и зачастую заражалась стремлением обеспечить такую же жизнь если не для всего общества, то хотя бы для себя, например, путем расхищения социалистического имущества. Конечно, коррупция всегда существовала в советском государственном аппарате, но теперь она охватила его более высокие слои, чему способствовало и сокращение привилегий этого аппарата, произошедшее во второй половине 1950-х (отмена пакетов).

Заслуживает внимания точка зрения, что в этот период начался отказ от великой (хотя скорее всего и утопичной) коммунистической идеи, и потеря социально-культурного смысла развития советского общества стала важнейшим фактором начавшейся деградации всей социально-экономической системы. «Подмена великого коммунистического замысла западным идеалом “общества всеобщего потребления” очень быстро привела к эрозии и последующей дискредитации Красной Идеи. Фундаментальная причина грянувшего через три десятилетия после объявления “гуляш-коммунизма” распада СССР состояла именно в смене парадигмы исторического развития, в предательстве Красного Дела. Страна потеряла свою сверхзадачу глобального значения, освященную метафизикой Всеобщего космического проекта, перспективу национального и мирового развития, а вместе с тем и чувство исторической правоты» [30]. Об этом в начале 1960-х годов писали Мао Цзэдун и В. Молотов.

Следует иметь в виду, что советское руководство не использовало имевшиеся разумные, не идущие вразрез с основами командной экономики предложения по улучшению методов руководства экономикой, которые выдвигались многими талантливыми учеными и практиками. Упомяну в качестве примера только предложение о замене в качестве директивного показателя валовой продукции, стимулирующей увеличение материальных затрат, показателями, основанными на трудоемкости продукции, и выдвигавшиеся О. Антоновым предложения о большем учете качества продукции при планировании и оценке деятельности хозяйственных организаций. Реализация этих предложений вполне могла, как мне представляется, компенсировать влияние факторов, обусловливающих уменьшение темпов экономического роста (ухудшение условий добычи полезных ископаемых, уменьшение эффекта перемещения рабочей силы из сельского хозяйства, необходимость в большей степени опираться на собственный научно-технический потенциал). Во всяком случае, была возможность надолго обеспечить более высокие темпы экономического роста, чем в США, пусть и меньшие, чем в 1950-е годы, хотя бы в связи с тем, что эффект замены неквалифицированных кадров на более квалифицированные должен был уменьшаться.

В конечном счете, проведенный анализ показывает, что основной причиной непрерывного падения темпов экономического роста в 1960—1980-х годах явились постепенный демонтаж командной экономики и ухудшение уровня хозяйственного руководства. Этот вывод во многом совпадает с тем, который был прозорливо сделан еще в 1954 году социологом Баррингтоном Муром. В недооцененной в свое время книге «Террор и прогресс в СССР» он писал: «Промышленная экспансия (в СССР) исходит почти исключительно сверху. Сама по себе советская экономическая система не генерирует безжалостной энергии, которая сделала СССР первоклассной индустриальной державой. Коммунистическая элита в этом отношении является субститутом авантюристического духа, который создал великие индустриальные и финансовые империи западного мира. Если политический источник промышленной экспансии исчезнет или уменьшится, нет ничего, что могло бы его заменить» [31]. С этим утверждением Мура полностью солидаризируются Майкл Эллман и Владимир Конторович в предисловии к сборнику статей о дезинтеграции советской экономической системы. В качестве ведущей причины неуклонного падения экономического роста в 1958—1982 годах они выдвигают почти непрерывное уменьшение давления сверху [32]. Объясняя победу Н. Хрущева над так называемой антипартийной группой, В. Молотов говорил: «Все хотели передышки, полегче жить. Они очень устали. Чтобы напряженность куда-то ушла» [33]. Следующей по важности причиной (и я с этим согласен) Эллман и Конторович называют усложнение управления экономикой по мере увеличения числа продуктов, отраслей и хозяйственных связей. Но имелись и возможности для противодействия негативному влиянию этого обстоятельства путем изменения организации промышленности и улучшения методов планирования.

Проведенный мною анализ показывает, что затухание темпов экономического роста, начавшееся в конце 1950-х годов, не было неизбежным следствием пороков командной экономики как экономической системы, а стало результатом постепенного ее демонтажа и малоквалифицированных действий политического и хозяйственного руководства в этот период. Возникает, однако, вопрос: не являлась ли сама деградация уровня государственного руководства в этот период неизбежным следствием пороков советской политической системы, которая не генерировала талантливых руководителей, а предпочитала им удобных посредственностей типа Хрущева и Брежнева? В отличие от акционерной компании, где акционеры имеют возможность сменить провалившееся руководство, акционеры «Корпорации СССР» — население страны или даже только члены КПСС — такой возможности не имели. Они не имели также возможности изменить и саму политическую систему в направлении ее большего демократизма и создания механизма контроля за действиями руководства. В период 1985—1989 годов такая попытка была произведена по инициативе сверху, но она быстро вышла за рамки социалистического выбора, а ввиду отсутствия опыта демократической жизни принимаемые представительными органами экономические решения по качеству оказывались не лучше тех, которые принимались авторитарно политическим руководством СССР. Если не хуже.

Следует обратить внимание на еще одно обстоятельство. Экономическое развитие СССР (как и других стран с командной экономикой) носило подражательной характер. Оно преимущественно копировало и научно-технические нововведения, и структурные изменения передовых капиталистических стран. Отсутствовал (во всяком случае, в гражданской экономике) механизм новаторских изменений. Академику А. Милейковскому еще в 1970-е годы приписывали высказывание, будто, когда социализм победит во всем мире, надо будет оставить хотя бы одну капиталистическую страну для того, чтобы было у кого перенимать современную технику и уровни цен для установления их в торговле между социалистическими странами. При этом я вовсе не собираюсь утверждать, что в СССР отсутствовали новаторские решения социально-экономического характера. Их было не мало, но они имели либо ограниченное распространение, либо не получали поддержки политического руководства и в период классической командной системы, и особенно после отхода от нее.

В условиях глубочайшего кризиса 1990-х годов в России выбор командной экономики в качестве инструмента преодоления экономического кризиса представляется реальной перспективой с некоторыми шансами на успех. При этом потребуется создание таких предпосылок, которые крайне трудно реализовать, иначе сама эта попытка превратится в дорогостоящий фарс. Следует также иметь в виду, что наибольшие успехи командной экономики были достигнуты на стадии индустриальной экономики. Они могут оказаться несравненно меньшими в условиях экономики, где преобладают не традиционные отрасли, а более сложные, наукоемкие, такие, как электроника и другие. Я оставляю также вне рассмотрения вопрос о том, какую цену в области политических свобод заплатит общество за возврат к авторитарной социально-экономической системе.

И наконец, последнее необходимое замечание. Невнимательные читатели моих предыдущих работ могут сделать вывод, будто настоящая статья концептуально отходит от некоей основной линии моего экономического анализа, связанной с выявлением общей неэффективности экономики СССР. Достаточно, однако, сравнить настоящий текст с содержанием соответствующего места книги о динамике экономического роста в СССР [34], дабы убедиться в том, что характеристика экономического развития в данный период в обеих работах совпадает.

Примечания

1. [1] Критика расчетов ЦРУ и Абрама Бергсона за этот период представлена в книге: Ханин Г. И. Советский экономический рост: анализ западных оценок. Новосибирск, 1993.
2. [2] См.: Народное хозяйство СССР в 1960 г. М., 1961, стр. 188—189.
3. [3] Народное хозяйство СССР в 1967 г. М., 1968, стр. 269.
4. [4] Там же, стр. 697.
5. [5] Там же, стр. 698.
6. [6] Там же, стр. 696.
7. [7] Ханин Г. И. Советский экономический рост: альтернативная оценка. — Коммунист, 1988, № 17, стр. 85.
8. [8] Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР. Новосибирск, 1991, стр. 265; Народное хозяйство СССР в 1967 г., стр. 118.
9. [9] Народное хозяйство СССР в 1967 г., стр. 230.
10. [10] Там же, стр. 678.
11. [11] Там же, стр. 886.
12. [12] Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР, стр. 218.
13. [13] См.: Струмилин С. Г. На путях построения коммунизма. М., 1959, стр. 67—103.
14. [14] Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР, стр. 264—265.
15. [15] Хлусов М. И. Развитие советской индустрии. М., 1977, стр. 31.
16. [16] Яременко Ю. В. Приоритеты структурной политики и опыт реформ. М., 1999, стр. 270—353.
17. [17] См.: Народное хозяйство СССР в 1967 г., стр. 59.
18. [18] См.: Пленум ЦК КПСС. 13—16 июля 1960 г. М., 1960, стр. 116.
19. [19] См. там же.
20. [20] Видимо, оправданным было сокращение показателей плана в области сельского хозяйства.
21. [21] Сорокин Г. М. Планирование народного хозяйства СССР. М., 1961, стр. 234.
22. [22] См.: Твардовский А. Рабочие тетради 60-х годов. — Знамя, 2000, № 6, стр. 140. Цитируется неопубликованный фрагмент доклада Н. Хрущева на пленуме ЦК КПСС в ноябре 1962 года.
23. [23] Олсон М. Возвышение и упадок народов. Новосибирск, 1998, стр. 423.
24. [24] См.: Явлинский Г. А. Экономика России: наследство и возможности. — Октябрь, 1995, № 7, стр. 163.
25. [25] Гайдар Е. Государство и эволюция. СПб., 1997, стр. 113.
26. [26] Цит. по: Валовой Д. Кремлевский тупик и Назарбаев. М., 1993, стр. 53.
27. [27] См.: Куда идет Россия? М., 1994, стр. 25.
28. [28] См.: Каганович Л. М. Памятные записки. М., 1996, стр. 510—521.
29. [29] См. Ханин Г. И. Конец халявного общества? — Наука в Сибири, 1999, № 1.
30. [30] Высказывание В. С. Кортунова цитируется по: Белоусов А. Становление советской индустриальной системы. — Россия-XXI, 2001, № 2, стр. 73.
31. [31] Цит. по: The disintegration of the soviet economic system. Edited by M. Ellman and V. Kontorovich L.—N.Y., 1992, p. 34—35.
32. [32] Ibid., p. 10.
33. [33] Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991, стр. 312.
34. [34] Ханин Г. И. Динамика экономического развития СССР, стр. 187—191.

Опубликовано в журнале «Свободная мысль-XXI», 2002, № 5.

Григорий Исаакович (Гирш Ицыкович) Ханин (р. 1937) — советский, затем российский экономист, публицист.

Источник